Один из крупнейших представителей позднего академизма Генрих Иполлитович Семирадский известен своими огромными многофигурными композициями на исторические темы, поражающими воображение. Семирадский получил классическое академическое образование в 1864-1871 годах в Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге. Защитив дипломную работу на большую золотую медальон получил право на заграничную поездку за счет Академии и для начала художник отправился в Германию - в Мюнхен и Дрезден, но главной целью его путешествия была солнечная Италия, куда стремились все художники XIX века, считая лишь ее источником и вместилищем подлинного искусства. После непродолжительного путешествия по стране Г.И. Семирадский остановился в Риме и снял мастерскую, в которой будет работать больше 10 лет. Главным фактором выбора именно этой мастерской стала близость цветочного рынка, произведшего на художника огромное впечатление своим буйством цвета и запаха. С тех пор мастер практически всегда вводил в свои композиции цветы,  и природа стала истинным «героем» полотен Семирадского. Покоренный «вечным городом» и прекрасной страной художник с 1872 года стал жить в Италии, и лишь наездами бывать в России и Польше. Именно здесь, в стране вечного солнца Семирадский окончательно определился с кругом тем - история раннего христианства и античность. Обладая большой работоспособностью, Семирадский создаст целую галерею значительных по размеру полотен (к примеру «Фрина на празднике Посейдона» - три на семь метров!). Италия подарила живописцу то, к чему он стремился – мощные эффекты освещения, яркость, напоила его палитру пленэрностью и светом, а вечно бурлящая вокруг жизнь придала ощущение движения и жизни его многофигурным композициям.

При жизни Семирадский был почетным членом Академий живописи в Берлине, Стокгольме и Риме, а Галерея Уффици заказала художнику его автопортрет для пантеона всемирных знаменитостей. А в России имя Семирадского вызывало жаркие споры - официальные круги поддерживали живописца, а приверженцы передвижничества - активно ругали. На долгое время его имя станет нарицательным у передвижников, как олицетворение костной, устаревшей Академии, а затем и в советском искусстве мастера будут клеймить как пустого фиксатора красивой натуры. Лишь в 1990-е годы его работы увидели свет, о нем заговорили вновь…

Для своих произведений Г. Семирадский писал тысячи этюдов, делал бесчисленное количесство подготовительных набросков. Его картины всегда отличала археологичность, достоверность деталей. Семирадский довольно часто писал портреты с элементами костюмирования – одевал их в античные одежды, заставлял делать сложные прически, надевать необычные украшения.

В Италии художник находил героев для своих полотен повсюду! Любящий эффекты во всем - в цвете и свете, в ракурсах фигур, он с удовольствием бродил по городу, где на каждом шагу мог встретить свою – и всегда незабываемую, натуру. И быстро писал! В небольших по формату портретах художник отрабатывал приемы, которые затем использовались в фундаментальных вещах. И вводил в картины почти всех своих героев…   

Для какой картины создана была эта головка, видимо цыганки – неизвестно. Быть может, это был просто этюд. Но ценность его – несомненна, что подтверждает и запись на обороте картины: «Этюдъ был на выставке в Римъ под названием «Тени волосъ». Неизвестный поклонник творчества Г.И. Семирадского оставил запись, подтвердив, что этюд входил в состав последней, посмертной выставки мастера 1902 года с таким прекрасным названием, точно характеризующим метод художника и его тягу к познанию мира искусства через свет и цвет.

Как потом эта маленькая и, казалось бы, незаметная на фоне монументальных полотен автора, работа оказалась в России – загадка.

В «головках» «итальянок», «цыганок», «гречанок» часто Семирадский использует профильное изображение, отдавая дань драгоценному искусству резных камей, известном с IV в. до н.э. и достигшего своего расцвета в эпоху эллинизма. Так и фон этих портретов бывает необычен, декоративен. Он будто вплетается в пространство фигуры. Завитки волос и сложные тени быстро уложенной простой прически женщины словно создают некий прихотливый орнамент на ее загорелой коже. 

Ольга Лебедева, искусствовед