Коренной москвич, Михаил Федорович Шемякин родился в купеческой семье, члены которой тяготели к художественному творчеству. Дед со стороны отца - купец Михаил Иванович Шемякин - художник-самоучка, со стороны матери  в родственниках  были профессиональные художники - В.Е. Борисов-Мусатов, Е.С. Сорокин - директор Московского училища живописи, ваяния и зодчества, куда  поступил Михаил Шемякин в 1892 году. Начинал он учиться у Е.С. Сорокина, А.Е. Архипова, С.А. Коровина, В.Д. Поленова, И.М. Прянишникова, К.А. Савицкого,  но окончил училище уже по мастерской В.А. Серова и К.А. Коровина в 1899 году. В 1901 году Михаил Шемякин уехал в Мюнхен, где поступил в студию знаменитого педагога Антона Ашбе. Там он занимался рисунком в 1901‑1902 годах, а по возвращении в 1903-1906 гг. вновь посещал мастерскую К.А. Коровина и В.А. Серова. Следуя их заветам, Михаил Шемякин обратился к импрессионизму, всей душой восприняв эту систему, но сам много экспериментировал, внося новые грани в развитие пластических идей. «Огненный художник и истинный темперамент»[1], ‑ так называл его Илья Ефимович Репин. Всю страсть своего таланта живописец вкладывал в искусство портрета, искренне любя человека, выявляя в своих моделях  только прекрасное.

Михаил Федорович Шемякин - выпускник  Московского училища живописи, ваяния и зодчества.  Причем учился М.Ф. Шемякин в училище дважды: в 1892-1900 гг. и в 1903-1906 гг. После учебы за границей в школе Антона Ашбэ, Михаил Федорович при содействии В.А. Серова, добился разрешения на посещение его - общей с К.А. Коровиным, мастерской в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Три года работы с 1903 по 1906 под их руководством стали для Шемякина самыми важными в определении его творческого пути. Толчком  обращения художника к импрессионизму послужила живопись и сама система преподавания Константина Коровина. Они ‑ учитель и ученик, были во многом схожи своим неуемным темпераментом. По воспоминаниям сокурсников Шемякина, Константин Коровин был прекрасным педагогом. Коровин высоко ценил французских импрессионистов и говорил, «что выше импрессионистов художников не было и нет».  Именно в мастерской Константина Коровина происходит освоения новой для Шемякина живописной системы – импрессионизма. Несмотря на преобладание в творчестве художника жанра портрета, его увлекала работа и в области пейзажа, тематической картины и натюрморта. И в каждом из этих жанров, Михаил Шемякин по-своему решал задачи импрессионизма. В натюрморте это - использование фрагментарности и решение задач передачи ежеминутно меняющейся свето-воздушной среды.  

К гиацинтам у художника была особая любовь – не раз писал эти нежные первые весенние цветы, посвящал им стихи собственного сочинения. Ёлку в семье Гржимали-Шемякиных ставили каждый год. Это была чешская традиция, которой придерживалась семья тестя Шемякина, знаменитого композитора Ивана Войтеховича Гржимали ‑ большая елка и распустившиеся гиацинты. Сын художника Михаил Михайлович Шемякин вспоминал: "Елка была большая. На ней было много украшений. Горели цветные свечки. Разноцветные блестящие стеклянные шары и фигурки сияли бликами, красивые хлопушки, украшенные цветной, на каждой хлопушке ‑ своего цвета, слюдой. Блестели гирлянды золотой и серебряной мишуры. Под елкой стояли и лежали подарки. В гостиной было много живых растений и цветов: большой фикус, гортензии, кактусы, гиацинты. Мы, дети ‑ я и мой старший брат, ‑ ждали у дверей в большой соседней комнате – "зале". Папа распахивал высокие двери, и перед нами являлась елка, во всем ее блеске и сиянии! Ее мой отец <…> написал в картине "Гиацинты у елки". Елка – "в натуральную величину". На маленьком столике у елки стояла плетеная корзинка с гиацинтами в горшочках. Эта корзинка в свое время была подарена моему дедушке Ивану Войтеховичу Гржимали Львом Николаевичем Толстым". [2]

«Блестящий» натюрморт был написан через год после смерти любимого тестя. В картине художник использует любимый им вертикальный формат холста, причем очень большого для натюрморта размера.

Главное в произведении это состояние радости и счастья, которое охватывало детей, ровно как и взрослых в преддверии великого Рождества.

Противопоставление серебряной мишуры наряженной елки и яркой «живой» зелени с розовыми и сиреневыми соцветиями только что распустившихся гиацинтов, делают картину нарядной, наполненной предпраздничной рождественской суетой и ожиданием чуда.

Марина Агеева, искусствовед