Еще лет тридцать-сорок назад искусствоведы вынуждены были заниматься «возвращением» имени Николая Синезубова отечественной культуре, поскольку его «след за давностью лет не очень заметный»[i]. В то время как «талантливый живописец и график, на рубеже 1910-20-х годов он был заметной фигурой и оставил след во многих художественных движениях». Живописец «как бы терялся в тени более известных соратников». Но сегодня его имя в череде самых лучших представителей русского искусства 1910-1920-гг.  Поступив в Московское училище живописи, зодчества и ваяния в 1912 году, он примкнул к группе «Маковец»[ii], состоял в самой смелой группе Московского товарищества художников. Послереволюционное время вплоть до 1928 года – период наивысшей работоспособности автора. В жизнь и события Синезубов окунулся со всей страстью молодого энергичного человека, но очень быстро разобрался в происходящем и осознал истинный драматизм масштабных преобразований. С 1918 он – участник выставок, в 1919 руководил мастерской Пролеткульта, в 1920 участвовал в деятельности Института художественной культуры, 1920-1923 преподавал на курсах при ВХУТЕМАСе[iii].  Жизнь «била ключом»! А ведь художник еще много работал и творчески, провел свою первую персональную выставку и занялся офортом и литографией. В 1928 году Н.В. Синезубов эмигрировал во Францию, где жил в Париже. Там и скончался в 1948 году. О французском периоде жизни и работы художника почти ничего не известно.

Именно в начале 1920-х годов складывается творческое кредо художника, которое звучит так – «трагична судьба всякого истинного художника», что было опубликовано в статье «Судьба художника».[iv]Художник не изображает революционных событий, и создает сценку незамысловатую и обыденную. Но в картине подспудно прочитывается ожидание драмы, как и во всех произведениях этого периода. Синезубов в это время «не связан ни с «левыми», ни с «правыми»; его путь нащупывается в изучении традиций старых мастеров, в попытках духовно осмыслить все составляющие творческого процесса». Еще одним ориентиром в искусстве стали   вывески на улицах Москвы, покорявших его своей прямотой и безыскусностью. Так и происходящая сцена непритязательна, но эмоционально взволнованна.  В эти годы Синезубов увлекается творчеством французского художника Поля Сезанна, оттого в картине он буквально очерчивает контуры, яркие цвета гармонизирует сложным цветовым решением. Именно за это его всегда и хвалили критики, которые писали, что картины Синезубова «вполне европейского уровня». В движении цветовых масс в картинах сказалось и влияние экспрессионизма. «Замешанное» на внутреннем лиризме, глубокой камерности искусство Синезубова выдавало душу истинного художника, для которого главным было «проживание творческого акта как духовно наполненного процесса».

 [iv] «Маковец», № 2, 1924

Набриолиненный парикмахер с прической на прямой пробор и с тонкими усиками старательно укладывает прическу своей клиентке – даме, которой хочется выглядеть красивее и моложе, чем она есть на самом деле.  Дама в черном платье с таким белым лицом, что, кажется, она и не живет вовсе, ноги неловко поставлены,  руки вяло лежат на коленах. Справа – словно въехавший в картину «активный» угол белого стола с фигурным украшением из завитков, на котором торжественные и яркие стоят зеленый флакон, красная коробочка и желтая щетка для волос. Гротескная застылость фигур отдаленно напоминает уличную вывеску своей стилистической близостью к провинциальному примитиву, статичностью обращенных к зрителю фигур, остротой форм, иронией.  Самыми сложными по колористическому «замесу» в картине являются стена и  портьера возле входа, словно вздыбившаяся и ставшая «твердой», несговорчивой, даже агрессивной. Стена серая с ультрамариновыми всполохами буквально живет, пульсирует, «переживает» жизнь за своих героев. Она – «настоящая» по чувствам и эмоциям, в отличие от изображенных людей, застывших и неотзывчивых. Насыщенный глубокий цвет, выступает у Синезубова скорее как средство эмоциональной выразительности, он то сгущается и темнеет, то вспыхивает, моделируя формы, удивляя разнообразием, глубиной и выразительностью

Елена Ильина, искусствовед