Сергей Судейкин был одним из тех художников, которые принадлежали    Серебряному веку и стали создателями его образа. Это, ни на что непохожее, время   было  «ярким, динамичным   со своим  особенным  ликом», но, одновременно, и  временем «смуты, упадничества, временем, наполненным трагическим предощущением». Охватывая  совсем небольшой период  - 1898-1922 годы, Серебряный   век вошел в историю тем, что  стал истоком одного из   интереснейших духовных явлений в  отечественной культуре, каким явился     русский модернизм, с его новыми течениями и яркими персоналиями, несравнимо многочисленными в среде художников.  З. Серебрякова, И. Машков, А.Куприна, М. Шагал,  Н. Гончарова, К. Сомов, Н. Сапунов,  К.Петрова-Водкина – вот немногие из многих …  Среди них  ярко блеснуло имя Сергея  Судейкина.  Тогда о  его творчестве много писала критика, его искусство привлекало  выдающихся художников, ему  многие поэты-современники, как А.Ахматова, Н. Гумилев (1), посвящали ему  свои стихи.  Судейкин  очень хотел   стать знаменитым и на короткое время  стал таковым … Но потом  был  забыт.

О детстве и семье  С. Судейкнина практически ничего неизвестно. В годовалом возрасте  он остался без отца, служившего жандармским подполковником,  которого  жестоко убили.  Как вспоминали современники,  последний  обладал необыкновенным умом – его называли «гением сыска», был изобретателем, и одновременно великим мистификатором, авантюристом и мошенником. Многие эти качества были присущи и его сыну - Сергею, который обладал   талантливостью,  страстью  к эпатажу и мистификации, и всегда, как и его отец,  хотел быть лучше, талантливее, умнее, успешнее  всех. Судейкин учился у К.Коровина,  В.Серова, Д. Кардовского, но  начинал постигать основы художества в Московском училище живописи, зодчества и ваяния, от которого  в 1902 году с двумя  своими товарищами был отлучен на целый год за «непристойности и излишнюю откровенность в картинах». За долгие 10 лет учебы он в московских кругах успел зарекомендовать себя как театральный художник-постановщик. Именно это сторона  дарования С. Судейкина сделала его в будущем первоклассным театральным художником. В 1920  году  Судейкин покинул родину, но помнил о ней всегда, мечтая  о том, чтобы его творческое наследие было собрано в России.  

18 марта 1907 года. Москва. На Мясницкой улице в доме фабриканта фарфора М. Кузнецова открылась выставка, вдохновителем  и организатором которой стал Сергей Судейкин. Сама  выставка, получавшая название «Голубая роза», предположительно данное поэтом  Валерием  Брюсовым, послужила  началом    объединения художников–символистов, ставших именоваться  «голуборозовцами». Но одновременно  ее название превратилось в метафору, определяя основные черты стиля художников нового объединения: камерность и тягу к отражению нематериальных категорий -  тончайших ощущений, душевных переживаний эмоций.  Живопись этих мастеров создавала  мир мечтаний и видений, пронизанный то радостью, то мягкой ностальгической грустью.  

         Первая выставка    «голуборозовцев, как впрочем  и последующие,  проходила в  залах,  декорированных серебристыми и голубыми тканями и убранных цветами. На выставке, о которой   В.Маяковский сказал: «Светло. Тихо И картины – как молитвы…» звучала музыка А.Скрябина,  читали свои стихи А.Белый и В. Брюсов.  На одном из этих показов Судейкиным была экспонирована  картина «Прогулка маркизы на остров любви», в которой  видна увлеченность художника XVIII веком. В этом  произведении,    рассчитанном  на камерное тихое созерцание,    царит голубой цвет, олицетворяя собой  нечто  несбыточное и  прекрасно-фанатическое.   

Как в увиденном во сне  спектакле – перед зрителем  разворачивается театральное  действие, происходящее  в   таинственном парке  с руинами древних  архитектурных сооружений, высокими до неба деревьями-исполинами, водопадом, таинственно светящимся диском луны. Здесь, прямо на глазах все оживает: плывет в ладье  влюблённая  пара,  на берегу  - в залитой   светом  фонариков беседке   расположились погруженные в созерцание   прекрасные дамы,  в саду среди деревьев, формы которых складываются в сложные арабески  -  группы    прекрасных дев, напоминающих русалок,  беседуют, танцуют, отдыхают… Эти кукольные «ненастоящие» фигурки создают настроение нереальности, а рассеянный сумеречный свет, матово-мерцающая поверхность, тающие контуры, прихотливые ритмы придают этой сцене ощущение мечтательности  и, одновременно,  острой тоски по несбыточному. Одно мгновение, и все готово растаять, словно мираж… 

Лариса Смирных, искусствовед